Национальные формирования в Кавказской войне

В 2008 г. в Санкт-Петербурге в издательстве «Европейский Дом» вышла монография старшего научного сотрудника Санкт-Петербургского института истории РАН В.В. Лапина «Армия России в Кавказской войне XVIII–XIX вв.», одна из глав которой представляет особый интерес в свете проведенной в октябре 2008 г. в Кубанском государственном университете региональной заочной научно-практической конференции «Казачество и народы Северного Кавказа: пути сотрудничества и служба России». Эта книга посвящена анализу участия казачества и горцев на стороне Российской империи в событиях на Кавказе. Публикуем первые страницы из параграфа «Национальные формирования в Кавказской войне». Думается, он заинтересует читателей журнала и вызовет желание ознакомиться с этой оригинальной книгой.

 В.В. Лапин

Национальные формирования в Кавказской войне


На всем протяжении истории присоединения Кавказа к России на стороне правительственных войск действовали формирования из местных жителей. Сначала это были отряды «владетелей» и вольных обществ, которые видели себя равноправными союзниками. В такой роли выступали дружины грузинских царей, ополчения кабардинцев и осетин. Этот вариант военного сотрудничества характерен для XVI – начала XIX в. Коалиции образовывались и распадались в соответствии с местной политической конъюнктурой, вчерашние союзники оказывались в стане противников и наоборот. Осенью 1809 г. помощь гурийцев, мингрелов и абхазов (еще не ставших к тому времени подданными Александра I) позволила отряду генерал-майора Орбелиани разгромить 9-тысячный турецкий корпус и взять штурмом крепость Поти.

Другой способ привлечения туземцев на военную службу состоял в найме целых отрядов или вербовке отдельных людей, что полностью отвечало местным традициям. Доска бесплатных объявлений Еще в XVI в. в г. Терки жили так называемые новокрещены, вошедшие впоследствии в Кизлярское терское войско. Это небольшое формирование (178 чел. в 1792 г.) исполняло в основном разведывательные и дипломатические функции, поскольку большинство служивших в нем знали горские языки. Его составляли разного рода беглые люди (уроженцы Кавказа), по разным причинам не имевшие возможности вернуться в родные села. В персидском походе Петра Великого 1722 г. участвовало около 300 осетин. В Низовом корпусе, размещенном в прикаспийских провинциях, существовали грузинские и армянские роты, общей численностью 416 чел.

Однако наиболее распространенным вариантом военного сотрудничества туземцев с коронной властью было формирование национальных иррегулярных частей в соответствии с условиями договоров, по которым князья или вольные общества переходили в русское подданство. Так, например, в 1718 г. и 1732 г., в грамотах, выданных кумыкским и кабардинским «владельцам», указывалось обязательство последних поддерживать своими отрядами действия царских войск. В 1786 г. предполагалось сформировать методом вербовки «войско из горских кавказских жителей», на эту цель правительство собиралось выделить солидную сумму – 50 тыс. р. в год. Через некоторое время задача была «уточнена»: в «поселенное» войско решили обратить Большую и Малую Кабарду. Кабардинцы должны были выставить 100 всадников для местной службы и 200 отборных всадников для дальних походов. Помогать в охране той же Военно-Грузинской дороги им должны были 300 ингушей и 500 осетин. С помощью осетинской, ингушской и чеченской милиции на рубеже XVIII–XIX вв. пытались организовать охрану Военно-Грузинской дороги.

Согласно договору Владикавказского коменданта с ингушами от 8 сентября 1810 г. последние обязывались противодействовать шайкам чеченцев, карабулаков и других племен проникать в русские пределы и нападать на обозы, а также по требованию командования выставлять тысячу воинов. За это они получали довольствие на время похода по армейским нормам и право на добычу. В 1831 г. И.Ф. Паскевич при назначении Даниель-бека владетелем Элисуйского ханства в числе прочих условий назвал выставление 500 чел. «конно-вооруженного войска» для действий вне пределов ханства и 3000 воинов для обороны собственной территории.

С начала XIX столетия применение иррегулярных формирований, составленных из жителей Кавказа и Закавказья, стало быстро возрастать. Это было связано с тем, что боевые действия против турецких и персидских войск, а также «умиротворение» горцев потребовало мобилизации всех военных ресурсов империи в этом регионе. Малочисленность русских частей на Кавказе в начале XIX в. заставляла командование только символически обозначить присутствие вооруженной силы империи на присоединенных территориях. Так, в 1807 г. в Щекинском ханстве находились 73 солдата и казака, а в Ширванском ханстве – 15 нижних чинов при одном унтер-офицере. Их поддерживали соответственно 105 и 125 «конно-вооруженных» местных жителей.

Во время войны с Турцией 1806–1812 гг. и с Персией 1804–1813 гг. существенную помощь русским войскам оказали ополчения, составленные из жителей Закавказья. Поскольку в эти годы все силы были брошены на борьбу с армией Наполеона Бонапарта, командование на Кавказе не могло рассчитывать на подход значительных подкреплений. Поэтому главнокомандующий Тормасов надеялся на возможность более широкого использования местных людских ресурсов для борьбы с армиями султана и шаха. В дальнейшем численность грузинских и армянских  дружин постоянно увеличивалась, достигая пика в годы войн с Персией и Турцией, когда население было готово поголовно вооружиться для защиты своих очагов. Во время Крымской войны Имеретия вооружилась и встала под ружье едва ли не поголовно. Активно действовала грузинская милиция и против горцев, особенно на Лезгинской линии.

Точные даты формирования и роспуска большинства кавказских иррегулярных частей первой половины XIX в., их численность и национальный состав определить очень трудно, поскольку сведения о них носят отрывочный характер. Так, например, известно, что в 1806 г. под командованием губернского грузинского предводителя дворянства надворного советника Ш. Эристова находились около 2000 конных и пеших милиционеров. Кроме того, нередко в документах одни и те же формирования назывались по-разному. Словосочетание «Ингушская милиция» в разное время означало то небольшую стражу на Военно-Грузинской дороге, то формирование, насчитывавшее более тысячи сабель. Столь же неопределенным было и понятие «сотня». Она могла равняться и взводу, и полку, кроме того, ее численность постоянно менялась, так как всадники уезжали, когда им «надоедало», и возвращались в часть, когда назревало дело, сулившее славу и добычу. Можно только констатировать, что в состав вспомогательных войск входили отряды грузин, осетин, азербайджанцев, кабардинцев, чеченцев, ингушей, всех народов Дагестана. Во время войн с персами и турками курды, считавшиеся подданными султана или шаха, не упускали возможности в общей суматохе свести счеты со своими недругами, а заодно продемонстрировать свою воинскую доблесть и захватить богатые трофеи.

В 1804–1854 гг. в боевых действиях на Северном Кавказе и Закавказье участвовали милиции аварская, акушинская, горская, грузинская, дагестанская, джаро-лезгинская, ингушская, казикумухская, карабулакская, карталинская, курташинская, мехтулинская, назрановская, осетинская, самурская, сюргинская, тагаурская, тарковская (шамхальская), чеченская, ахалкалакская, ахалцыхская, горско-кавказская, гурийская, имеретинская, мингрельская, Лорис-Меликова, князя Мачабели, Бакинская, Грузино-Армянская, Карабахская, Татарская, Ширванская, Гурийская, Сардар-Абадская Армянская, князя Накашидзе; «конница» Джафар-Кули-хана Хойского, Щекинская, Ширванская, Карабахская, Кубинская, Кюринская, Албанская, Татарская, Эриванская; военные нукеры кубинские, кюринские; всадники дагестанские, кенгерлинские, кумыкские; полки Конно-Грузинский, Конно-Закавказские (Конно-мусульманские) № 1–4, Куртинские № 1–2, Эриванский 4-й, дружины Грузинская, 1-я Армянская, Эриванско-Бекская, Эриванский сарбазский батальон, «татары» борчалинские, казахские, демурчасальские, шамшадильские, «конные грузины» и «грузинская пехота». Под таким названием эти части упоминались в документах.

Согласно «Ведомости о возможности собрать во всякое время ополчение из провинций закавказского края», датированной 1829 г., правительство могло рассчитывать на 16 тыс. воинов, из которых две трети могли только оборонять свои земли, а треть – отправиться в дальний поход.

В 1829 г. велась переписка в штабе Отдельного Кавказского корпуса по поводу формирования в районе Эрзерума «турецкой конницы» во главе с неким Байрахтар-агой, представлявшей группу авантюристов (около 120 чел.) чуть ли не из всех уголков Кавказа. Предполагалось платить довольно высокое по местным меркам жалование: начальствующим лицам – по 334 р. в год, узденям – по 160 р. и рядовым всадникам – по 95 р. В среднем каждая сабля этого формирования обходилась правительству в 260 р. серебром. Такие расходы командование считало оправданными пользой, которую будет приносить эта конница. Предполагалось, что эти известные своей удачливостью вооруженные бродяги станут своеобразным магнитом, притягивающим на русскую службу удальцов всех национальностей.

Однако такая этническая пестрота части была редчайшим исключением. Обычно каждая сотня или полк говорили на одном наречье. Если собиралось достаточно соплеменников для формирования нескольких частей, то они строились уже по территориальному принципу. Так, из четырех Конно-мусульманских полков, сформированных в 1828 г., первый состоял из карабахцев, второй – из жителей Ширванского и Щекинского ханства, третий – «из татар грузинских дистанций», четвертый – из мусульман Нахичеванского ханства.

Наибольшее распространение участие местных жителей в экспедициях правительственных войск приобрело в Дагестане с 1819 г. Это было связано с тем, что жителей этого края к участию в боевых действиях на стороне русских подталкивали «вечные» конфликты между родами и племенами, традиция службы в роли «союзника», а затем, с начала 1830-х гг., действия Кази-мулы, Гамзат-бека и Шамиля. Аулы и целые «общества», не желавшие подчиняться имаму, даже не питая никаких симпатий к русским, поневоле становились их союзниками. В материалах о боевых действиях в Дагестане с середины 1820-х гг. упоминания о местной милиции встречаются уже регулярно, а в 1840-е гг. практически в каждом отряде, оперировавшем в Дагестане, был отряд местной милиции.

Участие казикумухской, кюринской, шамхальской и мехтулинской милиции в походах русских войск, равно как и преданность этих ханов России, во многом объясняется тем, что географические условия этих территорий делали практически любую точку доступной для русских отрядов в любое время года. Жители ханств могли смело действовать на стороне русских, не опасаясь мести того же Шамиля, так как всегда могли получить помощь правительственных войск.

Первые сведения об участии чеченцев в боях на стороне России относятся к первому десятилетию XIX в. Во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Паскевич пригласил на службу знаменитого Бей-Булата, который явился в Тифлис с 60 чеченскими всадниками, из которых только половина отправилась в действующую армию. На параде в честь взятия Эрзерума чеченцы стояли в одном ряду с казаками линейного полка. В отряд Бей-Булата сначала собралось 195 чел., но в район боевых действий отправилось всего 33 всадника. Об их участии в боях сведений не сохранилось.

На Западном Кавказе отряды местной милиции были очень невелики и только эпизодически привлекались к боевым операциям. Командующий 19-й дивизией генерал-лейтенант Де-Ришелье в 1810 г. поручил коменданту крепости Анапа полковнику Рудзевичу «…употреблять все меры возможности обратить черкесов на нашу сторону, склонив их к сему разными подарками, и если удастся сие, то сформировать полк и употребить оный против их соотечественников… Они могут приносить величайшую пользу и совершенно обеспечить нашу границу». В том же году Ришелье сообщил военному министру, что он старается выполнить высочайшее повеление о формировании полка из черкесов, но такая часть в составе русской армии так и не появилась. Иногда собирали группу в 50–100 всадников, которые служили в основном проводниками, и распускали ее сразу после окончания похода. В 1841 г. из добровольно перешедших на русскую службу молодых натухайцев полковник Рот сформировал из 10 чел. конный конвой. В 1842 г. был создан Анапский горский полуэскадрон, переименованный в 1861 г. в Кубанский конно-иррегулярный эскадрон, снова сокращенный до полуэскадрона в 1865 г. и упраздненный в 1866 г. Из числа желавших продолжать службу была набрана сотня в Кубанскую постоянную милицию. Такие перемены в названии этой части – показатель того, что, несмотря на явное военное преимущество русских на последнем этапе Кавказской войны, в Черкесии было очень мало согласных воевать под царскими знаменами. Не удавалось собрать даже 200 всадников.

В 1855 г. в разгар Крымской войны численность кавказской милиции достигла 30 тыс. чел. Наибольшую активность проявили жители Грузии, опасавшиеся мести турок за переход в российское подданство. Гурийцы едва ли не поголовно пошли в ополчение: из 50 грузинских сотен 32 были составлены из крестьян и дворян этого западного княжества. Угроза турецкого нашествия вызвала патриотический подъем по всей Грузии: на сборные пункты являлись отряды из восточных районов, которым нашествие фактически не грозило. Пришли сражаться с врагом хевсуры и тушины из своих неприступных горных селений. Около 25% милиции составили жители Азербайджана, которых не смущало то обстоятельство, что им приходится воевать со своими единоверцами. То же самое можно сказать и о кабардинцах. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. были сформированы 285 конных и пеших сотен общей численностью около 40 тыс. чел.

Набор и роспуск временных национальных формирований на Кавказе был прочно увязан с военной обстановкой, причем обе стороны – и правительство, и население – действовали в унисон. Одним из главных стимулов для кавказских жителей была потребность защиты своих жилищ, надежда на военную добычу и желание молодежи отличиться в бою. В мирное время все это не требовалось, поэтому число желающих служить резко сокращалось. Правительство также предпочитало держать население безоружным. При этом наблюдались и соответствующие изменения в организационных формах ополчений: сначала собирались сотни или дружины; если таковые оказывались достаточно многочисленными, их переформировывали в полки или дивизионы. Когда потребность в этих частях миновала, их сокращали, упраздняли или переводили в состав местных полицейских структур. Некоторые части, по разным причинам проявившие особую «жизнеспособность», стали основой для формирования регулярных частей при распространении воинской повинности на христиан Закавказья. В 1849 г. для охраны Кахетии сформировалась Грузинская конная дружина охотников, в 1862 г. она влилась в состав Кутаисского конно-иррегулярного полка, переформированного в 1886 г. в Кутаисский драгунский. В 1851 г. охрана Озургетского уезда была доверена созданной сотне Гурийской пешей милиции (с 1877 г. – Гурийская пешая дружина, с 1899 г. – 7-й Кавказский стрелковый батальон). В 1831 г. из ополчений Сигнахского и Телавского уездов был сформирован Грузинский пеший полк, известный под названием Джар, реорганизованный в 1849 г. в Грузинскую пешую дружину. В 1887 г. эта часть стала основой 1-й Кавказской туземной стрелковой дружины, а в 1899 г. ее переименовали в 5-й Кавказский стрелковый батальон.

Традиции формирования ополчения во времена междоусобиц и нашествий иноземцев, тотальная милитаризация знати и прочные навыки владения оружием практически всех взрослых мужчин облегчали мобилизацию людских ресурсов на Кавказе. Даже те представители военного ведомства, которые были в целом невысокого мнения о воинских качествах большинства нерусских народов, считали уроженцев края «прекрасным материалом» для воспитания солдата.

Русский комендант Шуши, осажденный персами в 1826 г., писал: «…относительно армян, защищавших крепость, долгом себе поставлю объяснить, что служба их достойна внимания, ибо все они действовали с отличной храбростью, выдерживали многократные приступы, отражали неприятеля с возможным уроном, презирали недостаток продовольствия и никогда не помышляли о сдаче крепости».

Тем не менее при использовании местных военных ресурсов правительству приходилось сохранять традиционные для этого края способы комплектования и организации иррегулярных национальных формирований.

Кубанский исторический журнал «Голос минувшего» № 3-4, 2008 г.