Поликультурность в осетино-казачьих отношениях

А.В. Лолаева, кандидат исторических наук,
старший преподаватель кафедры общих социальных и гуманитарных наук
Северо-Осетинского государственного педагогического института

Объективное освещение истории народов Северного Кавказа, их взаимоотношения имеют актуальное значение и в наши дни, так как помогают понять истоки дружбы и взаимного уважения между двумя соседними этническими формированиями. Века общей истории, общей религии породили в осетинском казачестве умение приспосабливаться к новым условиям, не отказываясь при этом от своего национального и индивидуального.

Следует отметить, что традиционная культура, и общественный уклад менялся с изменением социально-экономических условий, ибо несоответствие новым условиям лишало общность любого уровня каких-либо перспектив [1].

Что касается семейной и домашней жизни русского казака, то особо обращает на себя внимание роль женщины-казачки, как главнейшей помощницы казаку вести хозяйство. В семейном быту казака женщина являлась центральной фигурой. На ней главным образом держалось всё хозяйство, она принимала самое деятельное участие во всех работах, как дома, так и на поле. Без этого условия жизнь казака была бы слишком трудна, если не сказать, невозможна, ввиду той трудной военной и внутренней службы, какую каждый казак обязан был нести в продолжение большей и лучшей части своей жизни. Кроме общих домашних работ, которые усложнялись особенностями казачьего костюма и житейскими условностями, она работала и на паи. Женщине приходилось жать хлеб, связывать его в снопы, ставить скирды, молотить и затем отвозить домой. Казаки, не занятые службой, работали вместе с женщинами. При уборке сена на женщине лежало не меньше обязанностей, чем на мужчине.

Дети обоего пола с самого раннего возраста уже активно участвовали в хозяйственной жизни казачьей семьи, являясь, посильными помощниками родителей. Девушки, достигшие 15-16 лет, выполняли всю работу замужней женщины как в доме, так и вне его. Каждая благоразумная мать, прежде всего, старалась приучить свою дочь ко всем домашним и полевым работам [2].

Характеризуя жизнь и обычаи казачек в станицах, отметим, что осетинки и черкешенки не меньше  их работали в доме. По осетинскому адату мужчина не должен был ни под каким предлогом исполнять женскую работу, равно как и женщина не должна участвовать в выполнении работы мужчины. Поэтому все хозяйственные работы в домашнем быту горцев были разделены на женские и мужские. В связи с чётким разделением труда между мужчинами и женщинами, в семье горца имели место и различия в отношениях родителей к своим детям. Женщина видела в дочери свою прямую помощницу и внутренне радовалась её появлению на свет Божий; напротив, мужчина же считал для себя большим несчастьем, когда у него родится дочь, а не сын [3].

Семейный быт жителей осетинских станиц складывался на основании понятий и обычаев народа, к которому они принадлежали. Обязательная солидарность членов семьи, руководимых старшим, составляла основу семейной жизни. Уважение к старшему по возрасту не только в отдельной семье, но и вообще в станичном обществе считалось священным долгом каждого члена общества и нарушение этого правила строго осуждалось.  Общественное мнение для каждого настолько было важно, что если бы кто вздумал не считаться с ним, мог поплатиться жизнью.

Созданным осетинским казачьим поселениям жизнь диктовала свои условия. Молодые казаки, отвлекаемые службой  и ценившие выше всего доблесть воинскую, не имели ни времени, ни желания сосредоточиться на устройстве домашнего и семейного благополучия, но жизнь менялась, внося свои коррективы во взгляды и понятия. Времена одностороннего взгляда на роль мужчины прошли, когда срок службы был сокращён, и казак должен был мирно устраивать свое хозяйство. К тому же со службы возвращались люди, видевшие лучшую семейную жизнь, основанную на солидарности мужчины и женщины, жизнь, в которой счастьем в семье наслаждаются одинаково все члены её. Ростки нового они привнесли в свою среду. Тем не менее, внешнее проявление в отношении мужа к жене оставалось несколько суровым. Осетин никогда не называл её по имени, заменяя его местоимением «ты» или «она». Говорить другим о своей жене было не принято, но если приходилось, то муж говорил о ней так, чтобы никто не заподозрил его в словах нежности. С ней заговорить, поспорить, пошутить, спросить совета, вообще всякое проявление теплых чувств к жене в присутствии других считалось зазорным. Жена также никогда не называла мужа по имени. Более того, не принято было  называть имён всех родственников мужа, а если бы и посмела назвать кого, даже заочно, то это для означенного считалось  бы большим оскорблением. Если бы кто-нибудь спросил жену, как зовут её мужа, она, смеясь, ответила бы: «не знаю» или же указала бы на одноимённого с её мужем общего знакомого и сказала, что зовут его так же, как и его. Жена не сопровождала своего мужа в поездках, когда же жена и муж встречались случайно в обществе, они приходили в замешательство и старались показать, что не замечают друг друга. Если бы пришлось в одно и то же время идти к знакомым или родственникам, муж не должен был сопровождать жену, если она не хотела сделаться предметом осуждений и насмешек. Такие отношения мужа и жены, имевшие в старину значение нравственного унижения женщины, постепенно теряли свой смысл. Хотя муж при других продолжал относиться к жене не очень внимательно, но в доме с глазу на глаз обращался с ней ласково. Но это были привнесенные внешние условности, в целом же у осетин  оскорбить женщину считалось величайшим преступлением. Трудовая жизнь женщины в семье, стеснённое положение в обществе, слабая природа давали ей, по обычаю, особые права и преимущества, и личность её считалась неприкосновенной. Если бы женщине вне дома понадобилась какая-либо услуга, мужчина ей бы покровительствовал. Занятия мужчины и женщины в семье были резко разграничены. Все полевые работы и, вообще, вся тяжёлая работа была обязанностью мужчины, но всю домашнюю работу выполняла женщина [4].

В казачьей среде всегда обращали большое внимание на воспитание девочек. Это входило в обязанность матери, а мальчики с возраста 8-9 лет попадали под исключительное воздействие отца. Особенное внимание обращалось на их нравственное совершенство. При воспитании детей осетинские казаки придерживались традиций горского воспитания: при старших не возражать и не выражать своих суждений, оказывать старшему всевозможные услуги, уступать место старшему, когда он подходит, не садиться без приглашения. Польза обучения детей грамоте была осознана давно, ещё до открытия станичной школы (в 1871 г.). Мало-мальски сознательные отцы старались определить детей в какое-либо учебное заведение, тратя на них последние средства. Нальчикская горная школа, Екатериноградская полковая школа, Моздокская семинария, Владикавказское реальное училище – с их учреждением всегда имели воспитанников из ст. Черноярской, Новоосетинской и др. С открытием же школы в Черноярской около 2/3 всех станичных детей обязательно оканчивали курс этой школы. Вообще образование мальчиков было в большом почёте, но нельзя сказать того же относительно девочек. До учреждения в станице церковно-приходской школы здесь не было ни одной грамотной женщины. Девушки занимались шитьём, вышиванием и другими домашними работами, но с учреждением церковно-приходской школы грамоте стали обучаться и девочки. В этом деле большую помощь оказала жена бывшего станичного священника А. Абутидзе. В 1894 г. А. Абутидзе предложила свои услуги безвозмездно обучать девочек. Девочки, пройдя трехлетний курс под руководством опытной и внимательной учительницы и наставницы, стали выделяться среди своих подруг, не посещавших школу. Помимо грамотности, они приобретали некоторый внешний блеск, значительную раскрепощеность, что давало им в обществе определенные преимущества.

Почитание детьми родителей было чрезвычайно велико: сын при отце в присутствии посторонних никогда не садился, не вступал в разговор, а говорил лишь тогда, когда его спросят. Отношение родителей к детям в семье было мягкое, но в обществе некоторые ещё придерживались устаревшего обычая, в силу которого отец при посторонних никогда не позволял себе приласкать своего ребёнка, обратиться к нему, делал вид, что он его не замечает. Говоря о сыне, отец не называл его «мой сын», а говорил «наш мальчик» [5].

Среди населения Черноярской и Новоосетинской станиц имело место смешение нравственно-религиозных понятий. Резче всего они выражались в заключении брачных союзов. Муж при живой жене по обычаю имел право жениться без церковного брака на другой женщине, чтобы оставить потомство. Вообще при заключении брачных союзов к таинству брака относились, как к делу необязательному, а потому в начале заселения станицы, с точки зрения христианской религии, незаконных браков было больше, чем законных [6].

Основными нравственными понятиями населения являлись уважение к чести женщины, супружеская верность, почитание старших, трезвость, скромность при всяких взаимных отношениях и неподкупность. Эти добродетели служили в обществе мерилом при определении порядочности человека. В дела об оскорблении женщины общество обыкновенно вмешивалось само и, не допуская их до суда, прибегало к самосуду.

Обращает на себя внимание то, с какой точностью исполнялись в станицах долговые обязательства и как относились к злостным должникам. Письменных документов первое время не было, но дающий в долг деньги на память отмечал выдачу где-нибудь: на дверях или на палочке делались зарубки. Насколько честно расплачивались должники при наличии таких своеобразных документов, в народе ходит следующий рассказ: один одолжил другому 10 рублей, сделал зарубку на своей палочке. Должник к сроку не заплатил, а затем, когда он не заплатил к следующему сроку, кредитор пригласил его на ныхас (место, куда собирались для решения станичных вопросов). Заметив уклончивые ответы должника, кредитор, с упрёком обращаясь к нему, собирался  уничтожить отметку на палочке, желая этим назвать его нечестным. Угроз этих было достаточно, чтобы должник в тот же день уплатил долг. В силу местных особенностей общежития и для решения общественных вопросов установился особый порядок. Все дела до 1870 г. решались на ныхасе 12-ю почётными стариками. Эти старики решали все дела судебные и распорядительные, составляли правила дозволения, запрещения, производили гражданские и уголовные решения. С 1870 г., хотя положением были установлены атаманы станицы, общественные сходы, судьи, но, ввиду особенностей отношений младших к старшим, когда младший не мог ни противоречить старшему, ни даже высказать свого мнения, общественными делами продолжали править те же старики, а не старые члены общества, имевшие по положению право голоса, хотя они и присутствовали на сходах, но только слушали, не имея никакого влияния на решение вопросов. В решениях стариков руководящим началом служило обычное право и решения их безапелляционно исполнялись. Вообще, до изменения положения 1891 г. об общественном управлении казачьими станицами, которым были установлены выборные гласные от 10 дворов один и суды на новых началах, вершителями станичных дел были старики, пользовавшиеся особым авторитетом и почётом [7].

Одним словом, казачество принципиальных изменений в традиционную культуру осетин не внесло, но сделало ее отдельные сферы, насколько это было возможным, более закрытым и повысило их знаковость.

Литература:

1. Хугаева Ф.В. Дон-Иванович или братья осетины и казаки. Владикавказ. 2002. С.4.
2. Статистические монографии по исследованию станичного быта терского казачьего войска. Владикавказ, 1881. С. 20–21.
3. Калоев Б.А. Моздокские осетины. М. 1995. С.135.
4. Зопоев Ю. Терские казаки-осетины // Дарьял. 1992. №1. С.133.
5. Там же. С.135.
6. Березов Б. Казачьи станицы в Северной Осетии. // Соц. Осетия. 1990. 24 апреля.
7. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991.

Источник: Вопросы казачьей истории и культуры: Выпуск 6 / М.Е. Галецкий, Н.Н Денисова, Г.Б. Луганская; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; отдел славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева.– Майкоп: Изд-во АГУ, 2011.