Осенью шли ожесточенные бои за Красный Лиман. Противник не располагал информацией о численности казаков, у которых отбивал подступы к городу.
Фашисты не смогли бы даже предположить, что два с половиной дня под непрекращающимся обстрелом один из участков фронта у Красного Лимана держали четыре отважных воина – четыре казака.
Осенью шли ожесточенные бои за Красный Лиман. Противник не располагал информацией о численности казаков, у которых отбивал подступы к городу. Фашисты не смогли бы даже предположить, что два с половиной дня под непрекращающимся обстрелом один из участков фронта у Красного Лимана держали четыре отважных воина – четыре казака.
Один из этих героев – Николай Б., атаман Приреченского хуторского общества с позывным Хоттабыч. Здесь, в тылу, он не только мудрый руководитель, но и надежный муж, заботливый отец: все пятеро детей Николая состоят в казачьем обществе, занимаются вопросами казачьей культуры и образования. Сам же Николай является атаманом ХКО уже три срока подряд. Но там, на передовой, он проявил себя в совершенно новом качестве – как доблестный боец, бесстрашный защитник Отечества. Для него Лиман стал второй командировкой в зону проведения спецоперации. Как и в первый раз, Хоттабыч собрал вещи, прошел двухнедельную подготовку и поехал на передовую, являя собой пример чести и отваги для казаков общества.
Сын Николая, Сергей, пообщался с отцом по телефону сразу после сражения за Красный Лиман. Как и ожидал Сергей, отец не считает свой поступок подвигом.
— Отец всегда был очень скромным. Так же целенаправленно и планомерно он работает с казаками в мирной жизни. К нему прислушиваются и уважают его именно за прямолинейность. Покинуть свой пост – это не в его правилах, - рассказывает Сергей.
Двое с половиной суток вместе с Хоттабычем оборону Красного Лимана держал Мангуст, казак Гулькевичского РКО. 8 сентября казаки-добровольцы потеряли командира роты, Одина, и старшину, Ареса. Они попали в засаду, машину подорвали. Вместе с ними погибли еще два связиста, Декабрист и Арахис. Накануне взвод огневой поддержки, в котором состояли Хоттабыч и Мангуст, накрыло обстрелом. Под него попал и соседний взвод удержания. Многие товарищи были ранены.
В составе подразделения БАРС-16 с 1 августа в Красном Лимане также находился Владимир С., земляк Хоттабыча, казак с позывным Снежок. 6 сентября, незадолго до подвига товарищей, в составе взвода удержания он был ранен. О круговой обороне и битве, из которой его атаман вышел прославленным на всю страну героем, Снежок узнал уже в санитарном поезде на пути в госпиталь.
Так как для Хоттабыча это уже второй опыт участия в специальной военной операции, о своем решении отправиться на передовую он, в отличие от товарищей, говорит без промедления, твердо и хладнокровно:
- У меня самого там родственники погибли. Я поехал чтобы защищать нашу страну.
Мангуст немногословен, говорит только по существу, как настоящий командир. Снежок охотно поддерживает своего атамана:
- Я на этой земле живу. Это мой дом. Здесь живут мои родные и близкие. Я не хочу, чтобы фашистская дрянь пришла ко мне домой. Я поехал туда защищать своих. Вообще-то я планировал ехать туда хлеб убирать, но получилось по-другому. А если не мы, то кто. Вот эти не обстрелянные пацаны? Мы-то хоть знаем, как обращаться с оружием.
- Чем запомнился первый бой?
Хоттабыч: Серьезные бои начались 15 августа. И каждый день не меньше 60 снарядов прилетало. Раз в десять нас превышал противник по численности. Первые на нас напали националистические батальоны украинских фашистов. Они наглые, злые, но мы им «прикурить» дали. А потом уже пришли и поляки, и прибалты, и даже немцы. Было прямое соприкосновение 4 раза. Чем запомнился тот бой? Стрелял – да и всё. Что там может запомниться? Даже страха там не было. Страх – это 5 секунд и всё. Мгновение. Двое с половиной суток мы в полном окружении держали оборону. С 9 по 11 сентября. Страха уже не чувствуешь. Забываешь, что вообще надо чувствовать. Нет ни страха, ни усталости.
Снежок: Там была только злоба. Когда противники вышли на нас, они кричали: «Казаки, сдавайтесь! Мы вас потихонечку порежем и будет тихо». Вот как они говорили.
- Каково это – двое суток не спать, постоянно в напряжении?
Хоттабыч: Мы отдыхали по очереди: двое спят, двое наблюдают. Ночью боёв в основном не было, только днем. Хотя круглосуточно летали дроны, тепловизоры. Они пытались узнать диспозицию и посчитать, сколько нас, но мы не выходили из зданий. С высоты 500 метров они спокойно могут прочитать мелкий шрифт. У них целая система. Одни на низкой высоте летают, выманивают нас. В это же время на большой высоте летают крупные, с подвесками. На них на всех стоят камеры. Одни сообщают и наводят, а другие – сбрасывают.
- В общей сложности вы пробыли там два месяца. Как вы обустроили свой фронтовой быт, с какими трудностями пришлось столкнуться?
Мангуст: Там нет нигде водопроводов, а у нас генератор осколками посекло - и мы остались без воды.
Снежок: Рядом было небольшое озеро, куда постоянно утки прилетали. Когда воды не было, мы несколько раз оттуда ее набирали, кипятили и кушать готовили. Еще к нам приходили местные, одну бабушку мы часто продуктами угощали.
Хоттабыч: А один раз было: местные попросили помощи. Женщина прибежала, у ее отца ноги перебило. С Мангустом прыгнули в машину, поехали туда и прямо из-под носа у «укропов» вытянули раненого деда, отвезли в госпиталь.
- Часто общались с родными?
Хоттабыч: У нас блокпост был. Только смс. Командир роты выходил на связистов, и они передавали эти смс. Первый раз я своим позвонил только спустя полтора месяца, 12 сентября.
Снежок: Из 10 смс, что я писал, моей дошло только две. Населенный пункт у нас находился далеко. Мы составляли список: позывной, телефон получателя и сам текст, что хочешь передать. Отдавали человеку, который привозил в штаб связистов. Это было раз-два в неделю. Все смс в одну сторону, только домой. Оттуда, от родных, не принимались ответы. «Жив-здоров, все хорошо». Я писал постоянно «Работаем!». По родным некогда скучать, когда по тебе долбят. Там надо смотреть на 360 градусов, чтобы после прилетов и отлетов враг не пошел на тебя, чтобы ты со спины не получил.
- Когда был самый тяжелый бой?
Хоттабыч: Последние бои, когда отходили. А если честно сказать, каждый день был, как последний. Там стреляют страшно, минометами накрывали каждый день, артой. Особенно опасны минометы на пикапах. Польские и шведские. Они бесшумные, а начинка, корпус у них алюминиевый.
Снежок: Я осколок получил. Был в двух метрах, дроны гранаты бросают, мины маленькие - рядом разорвалось. Хорошо, я успел парня оттолкнуть, молодой совсем пацан. Если мы не будем локтя держать, друг друга не прикроем, мы не выживем. Со мной 6 сентября ранило еще двоих. Нас увезли. И только 10 числа, когда я в санитарном поезде ехал, я узнал, что парень, с которым я выходил из моего родного города, погиб. Были я, Хоттабыч, Слон и Один. Вчетвером ушли – а вернулись втроем.
- Что для вас было самым сложным на спецоперации?
Снежок: Самое сложное было друг другу помочь. И выжить. Потому что кругом смерть. Когда по тебе сильно бьют из всего, что у них есть… Спали со смертью, ели со смертью, и воевали тоже со смертью.
Хоттабыч: Самое сложное, чтобы товарищи были рядом и не погибли. Всем взводом друг за друга стояли. А по-другому как? Плечо друга не будешь чувствовать, значит - убит. Сложно бездействовать. Там все братьями становятся. И не важно, какого возраста. Декабристу был 21 год, самый младший у нас. А самому старшему было 72 года. У него стаж - больше 50 лет, водитель от Бога.
Снежок: Если ты чувствуешь свою силу, ты в любом возрасте подписываешь контракт и идешь.
- Много среди вас было добровольцев с боевым опытом?
Хоттабыч: Несколько человек, прошедших Чечню и Афганистан. Но даже этим ребятам было тяжело. Потому что ничто не сравнится со спецоперацией. Все они говорили, что здесь страшнее. Там было легче, оружие было не то. Здесь все делается коптером, автоматически. Все заменяется беспилотниками. Коптер висит над тобой - и всё. А тот, кто им управляет, сам сидит в километре от тебя. На пикапе стоит автоматический миномет. На нем – компьютер. Он смотрит в планшет, кнопочку нажал, поехал, выстрелил. Сидишь и считаешь на слух до десяти. Если до 10 просчитал – значит, далеко улетела. Если не успел – падаешь быстрее на землю.
Снежок: Честно сказать, если все это в кучу собрать – Чечню, Афганистан, весь прошлый военный опыт – это будет лишь малая часть от того ужаса, который творится сейчас. По контракту я шел: один день службы там – это три дня обыкновенной службы. Там время идет быстрее.
- А у кого-то из вас был боевой опыт до спецоперации?
Хоттабыч: Мой первый в жизни бой был в апреле, в «БАРСе 11», в казачьем отряде «Кубань», а Красный Лиман - это моя вторая командировка.
Снежок: Я служил, срочка – весь мой опыт. Но там, на передовой, все вспомнилось за пять секунд. На второй день все было уже нормально. Правда, шумно очень, но потом и к этому привык. Как-никак больше 30 лет назад служил, а руки чувствуют. Человек, который держал оружие в руках на срочке, знает, как с ним обращаться. И через время дай ему в руки автомат – он вспомнит, как стрелять. А вот новым пацанам совсем трудно. Они не знают, что такое оружие, только на словах. Сейчас много ребят идут, которые вообще не служили. У них сначала надо спросить, могут ли они вообще стрелять?
Хоттабыч: Важно, чтобы новых ребят всех немножко обучали. Чтобы оружие пристреливали здесь, на полигоне, а не там.
- Когда вернулись домой, что было труднее всего?
Хоттабыч: Первое, что я сделал - начал искать ребят. Обзванивать всех. И в край звонил, и у себя искал. Почти всех нашел. С родителями Одина я в тесном контакте, мы с ними созваниваемся, общаемся постоянно. Близкое плечо родного человека, жены, ребенка, матери, отца, друга – и ты через некоторое время возвращаешься в нормальное русло, приходишь в себя. Конечно, мы все поменялись. Но это скажется со временем. Сложнее всего после возвращения забыть, где ты был и что видел.
Снежок: Я до сих пор во сне взводного тащу со связистом. Воюю по ночам. Но ничего – выдержим.
- Какие у вас планы на будущее?
Снежок: Мне надо еще после госпиталя подлечиться. Призовет Родина-Мать – поедем туда воевать.
Хоттабыч: Поживем – увидим. Сейчас хочу сына в казачий кадетский корпус отправить. Главное, чтобы эта фашистская дрянь сюда не полезла.
Снежок: Если полезет, мы ее здесь сразу остановим.
- Как на передовой проявляются казачий дух и вера?
Снежок: О казачьем духе много можно сказать. Он и в песне казачьей, и в каждом из нас. В бойцах на передовой, в наших братьях в тылу, в нашем начальнике-атамане. Дух понимания, дух жизни, радости. Мы казаки, мы гражданские. Дух – это все мы. Наша вера - истина наша казачья. Вера меня и спасла. У нас был походной священник, отец Александр, который меня там причащал. Он-то меня и спас. Все мы там были верующие, иконки были у всех.
- Важен ли для бойцов на передовой надежный тыл, сборы гуманитарной помощи?
Снежок: Гуманитарная помощь очень нужна. Если солдат не покушает – у него сил воевать не будет. Теплые вещи, те же вязаные носки, перчатки тоже сейчас понадобятся пацанам. В начале сентября уже заморозки были, до минуса доходило под утро. А сейчас зима настала, туда морозы придут – ребятам тяжко будет без теплых вещей.
- Какой совет вы бы дали тем, кто впервые отправляется на спецоперацию?
Снежок: Братья-казаки, добровольцы, пристреливайте оружие очень хорошо. Только ваше оружие вас и спасет. Внимательно смотрите за небом и слушайте. И друг друга прикрывайте. Будете локоть держать – будете жить.